Что такое кофе с венскими булочками, мы не знали вовсе. Мы сами пекли себе хлеб и сушили его до такой степени, что он становился твердым, как сухарь. И по сегодняшний день у меня в духовке на изразцовой печке всегда стоит мешочек с хлебом, соответствующим моему вкусу, и в пожилом возрасте у меня все зубы целы. Зубной щетки вообще не знали, мы набирали в рот воды и тщательно его прополаскивали; этого было достаточно для соблюдения гигиены, так как мы ели много овощей и фруктов с нашей собственной земли.
В целом, жили мы неплохо. Зимнюю половину года проводили в своем доме. Мы начинали день с трапезы, состоявшей из пирожков с капустной или мясной начинкой или с тем и другим. После этого следовала обязательная большая порция пшенной каши. Заканчивали трапезу истинно по-русски - стаканом чая. Чаю составляла конкуренцию только водка, но нам, детям, ее, все же, пробовать не разрешали.
В двенадцать обед. Он состоял из первого блюда, часто это был известный свекольный "борщ", жирный простой суп, который нам очень нравился. После этого нам подавали жареное мясо, которое ели почти без картошки и без соуса. А когда нам подавали на обед картошку, она, как правило, была жареной.
В три часа дня мы пили чай с колбасой и сыром. В семь часов был обильный ужин, состоявший из остатков различной дневной еды. Мы поистине не нуждались ни в чем".
Главной мечтой любого мальчишки было поскорее начать служить в армии. Все детство они проводили в военных играх, на лошади учились ездить задолго до поступления в школу, а в 18 лет начиналась допризывная подготовка. Тимофей не был исключением. После четырех лет подготовки 15 сентября 1900 года он был зачислен в Конвой командующего войсками Кавказского военного округа кн. Г.С. Голицына. Служба в армии привлекала казаков не только романтикой. С детства им прививали мысль о почете служения царю: "Когда приходила пора идти в солдаты, то с собой брали коня и свое личное снаряжение. Семья не могла избежать больших расходов, так как снарядить казака было довольно дорого. Но она платила эту цену охотно, потому, что нам всем внушали, что любить царя нужно больше, чем кого-либо на свете. Мы чувствовали себя особо избранными для того, чтобы охранять и защищать его".
Первым местом прохождения службы нашего героя был Кагызман близ Тифлиса. Позже казаку придется прослужить четыре года в самом Тифлисе. Город оставил о себе много впечатлений: "Гуляя по Тифлису, встречаешь здесь самую пеструю смесь Европы и Азии. Элегантные русские дамы рядом с полускрытыми вуалью армянками в огненно-красных платьях; маленькие суетливые армяне, одетые по-европейски, между высокими лениво гуляющими грузинами в длинных местного покроя черкесках. Если в Берлине не Унтер ден Линден (центральная, всегда многолюдная улица Берлина) нельзя выстрелить из пистолета, не ранив доктора, то здесь невозможно не прострелить той же самой пулей двух-трех местных князей. […]
По всему городу, на юге и востоке, работают ремесленники в открытых мастерских, и каждая улица имеет, как в средневековых городах, свое ремесло. Например, на одной улице можно увидеть только портных, которые сидят и шьют или крутят швейную машинку. Сам портной сидит с кинжалом и саблей, вооруженный до зубов, на случай, если возникнут проблемы с заказчиком".
Служба не всегда проходила спокойно. Однажды казакам пришлось спасать князя Голицына из рук покушавшихся на его жизнь армян. После покушения князь был вынужден оставить свой пост. Покидая Тифлис, князь Голицын в качестве благодарности за хорошую службу помог Тимофею поступить на службу в лейб-гвардию Императора, что явилось важным звеном в цепочке событий приведших его к должности лейб-казака Императора. Но обо всем по порядку.
За первый год в лейб-гвардии Тимофей Ксенофонтович получил звание унтер-офицера. Был в караульной команде: "Вокруг дворца проходила дорога длиной 5 км. Она регулярно патрулировать - и днем и ночью. Позже многие спрашивали меня о том, были ли у меня запомнившиеся встречи и стычки с анархистами и революционерами во время этих круговых патрулирований. Я был вынужден отвечать им, что ничего подобного не происходило.
Население в этой местности с любовью относились к своему царю, и когда люди видели его прогуливающимся в лесу, окружавшем дворец, они кричали "Да здравствует царь!" и махали ему и его семье. Так было до последнего дня […] Меня спрашивали, не был ли кто-либо назначен для слежки за нами. Этим я также должен был ответить отрицательно […]
Наша форменная черкеска была теплой одеждой, как и кавалерийские шинели и бурки из овечьей шерсти, которая была сваляна и подбита так, что сразу становилась такой же плотной, как войлок и одновременно пушистой с наружной стороны. Бурка не пропускала ни дождь, ни ветер, ни снег, ни холод. Во время поездок верхом бурка расстилалась как покрывало поверх лошади, и это сохраняло ее тепло. Одновременно тепло лошади передавалось и седоку, и получалось, как будто ты сидишь в теплой палатке. Бурка - удивительная часть одежды. Она у меня еще сохранилась, ей 26 лет, но выглядит совсем новой. Такую одежду делали в старой казачьей стороне.
[…]
Наше оружие имело цену небольшого состояния, работа выполнялась у нас дома, нашими женщинами. Шашка была особенной гордостью. Она часто переходила по наследству от отца к сыну. Это фамильная драгоценность, с которой казак никогда не расставался. У меня до сих пор сохранилась моя шашка. Она следовала за мной из Санкт-Петербурга до Крыма и дальше в Данию".
В апреле 1914 года Тимофею Ксенофонтовичу пришло время заканчивать службу и возвращаться в родную станицу, но в это время Царю понадобился новый лейб-казак. Тимофей вызвался в качестве претендента и к великой радости был выбран Николаем II из большого числа других соискателей этой должности.
Вот как описывает свою службу у Царя в качестве Лейб-казака:
"Моя служба состояла в том, чтобы всегда быть рядом с царем. Во время аудиенции я стоял в зале для гостей, ожидающих приема, а когда он выезжал или совершал верховую прогулку, я следовал за ним. Если царская семья собиралась в театр, что, впрочем, бывало, не очень часто, я стоял в передней перед царской ложей.
Время шло, и я старался научиться тому искусству, которое было важнейшим для лейб-казака: полностью уйти в тень, чтобы никто не замечал твоего присутствия, и все же быть настолько близко, чтобы в любой нужный момент вновь появиться".
Как известно цесаревич Алексей страдал гемофилией. Одновременно он должен был сопровождать отца и быть на людях. Бывало, что он не выдерживал нагрузок. Наш казак помогал и здесь: "Часто царь сам носил своего сына на руках, но когда маленький царевич должен был присутствовать на параде или в церкви, то, как правило, я должен был нести его на руках. Царевич часто меня спрашивал:
- А ты не устал, Ящик?
Но я, действительно, никогда не уставал, однако, когда в первый раз вернулся домой, моя одежда была настолько мокрой, что хоть выжимай".
Но началась война и всем пришлось заниматься делами военными. 21 октября 1914 года Император отправился инспекционную поездку вдоль линии фронта. Тимофей Ящик был в этой поездке рядом с Царем.
За время службы у Императора Тимофей Ящик имел возможность видеть Его естественные реакции на происходящее. А ведь в критических ситуациях и в частности на войне сущность человека проявляется особенно ярко: "Способность царя разделять боль и несчастья своих людей была удивительной. Сотни раз я был свидетелем тому, что его слова утешения несчастных и раненых творили чудеса.
Однажды мы ехали на царском поезде на польский фронт. Царь вышел из вагона, походил вокруг и увидел раненых. В операционном вагоне был человек, которому должны были удалить осколок гранаты. Наркоза не было. Царь сам держал раненого и утешал в его мучениях до тех пор, пока осколок не вытащили".
А вот удивительный случай, показывающий милосердие Императора. Верный казак продолжает описывать Его пребывание на фронте: "…Потом мы пошли к раненым. Царя и его сестру окружали человеческое горе и грязь. На одной из кроватей лежал солдат; несчастный, он попытался во время атаки перебежать на вражескую сторону и получил 7 пуль в спину от своих. Через полчаса его должны были расстрелять. Когда он узнал, что царь находится в этой комнате, то так резко повернулся в кровати, что упал на пол. Царь подошел к нему и поднял. Солдат истерически зарыдал.
Он был таким бледным и выглядел совсем мальчишкой. Царь положил руку на его плечо и сказал:
- Ты испугался, правда? Я прощаю тебя.
Сестра Ольга стояла и плакала".